Faciant meliora potentes...: Аля Кудряшева
ещё один шедевр Али Кудряшевой:
Словами тяжко - получится не любыми.
Мне страшно нужно, чтобы меня любили.
Не чтобы рыдали, мучались и страдали,
А чтобы где-то пели и где-то ждали.
Не чтобы, меня кляня, из окон бросались,
Не чтобы писали, а чтобы со мной спасались
От страшного сна, от горести и от боли,
От ссоры с собою, от чьей-то чужой любови.
Я слабых утешу, бальзам нацежу ранимым,
Мне страшно нужно, чтобы меня хранили,
Хвалили за дело, ругали бы за обновки,
Чтоб рядом со мной стояли на остановке,
Не чтобы бледнели, видя меня не с теми,
Не чтобы в постели, ведь я же не о постели,
Не чтобы меня пластали на покрывале,
А чтобы со мною яблоки воровали.
Храни меня славный бог от любой печали
Мне страшно нужно, чтобы меня встречали
С работы, чтоб на ночь ласково целовали,
Чтоб рано утром дверь за мной закрывали.
Я вряд ли стану лучше, исправлю что-то,
Я вряд ли буду готовить, стирать и штопать,
Я буду бояться мышей, темноты и крови,
Но если нас поймают, то я прикрою.
Господь придумал летать воробью, оленю
Придумал бежать, огню - пожирать поленья,
Сосне - расти, вцепляясь корнями в землю,
Змее - ползти, хвостом раздвигая зелень.
Меня - хорошими снами служить твоими,
Хранить твое имя, красивое твое имя.
Я знаю это, не знаю только, зачем мне
Такое простое это предназначенье.
Я выйду из дома, руки в карманы суну,
Мороз рисует на лужах смешной рисунок.
Распахнуто утро створками голубыми
И мне так нужно, чтобы меня любили.
© izubr
Словами тяжко - получится не любыми.
Мне страшно нужно, чтобы меня любили.
Не чтобы рыдали, мучались и страдали,
А чтобы где-то пели и где-то ждали.
Не чтобы, меня кляня, из окон бросались,
Не чтобы писали, а чтобы со мной спасались
От страшного сна, от горести и от боли,
От ссоры с собою, от чьей-то чужой любови.
Я слабых утешу, бальзам нацежу ранимым,
Мне страшно нужно, чтобы меня хранили,
Хвалили за дело, ругали бы за обновки,
Чтоб рядом со мной стояли на остановке,
Не чтобы бледнели, видя меня не с теми,
Не чтобы в постели, ведь я же не о постели,
Не чтобы меня пластали на покрывале,
А чтобы со мною яблоки воровали.
Храни меня славный бог от любой печали
Мне страшно нужно, чтобы меня встречали
С работы, чтоб на ночь ласково целовали,
Чтоб рано утром дверь за мной закрывали.
Я вряд ли стану лучше, исправлю что-то,
Я вряд ли буду готовить, стирать и штопать,
Я буду бояться мышей, темноты и крови,
Но если нас поймают, то я прикрою.
Господь придумал летать воробью, оленю
Придумал бежать, огню - пожирать поленья,
Сосне - расти, вцепляясь корнями в землю,
Змее - ползти, хвостом раздвигая зелень.
Меня - хорошими снами служить твоими,
Хранить твое имя, красивое твое имя.
Я знаю это, не знаю только, зачем мне
Такое простое это предназначенье.
Я выйду из дома, руки в карманы суну,
Мороз рисует на лужах смешной рисунок.
Распахнуто утро створками голубыми
И мне так нужно, чтобы меня любили.
© izubr
Не признаться не могу, а признаться тяжко,
Я б себе зашила рот, если бы смогла.
Я украла у тебя маленькое счастье
Самый крохотный флакон синего стекла.
Это счастье у тебя пряталось на полке
Покрывалось чешуей пыли и обид,
Ты его когда-то взял, доверху наполнил,
Надписал и позабыл - шкаф и так набит.
Я наткнулась на него, встав на табуретку,
Шаря в темной тишине в поисках сластей,
А оно блеснуло мне сказочно и редко,
Отразилось в потолке, брызнуло от стен,
И забилось под рукой, ласково запело -
Вот и не смогла уйти, не смогла не взять,
Там под самым колпачком голубая пена,
И такая синева - рассказать нельзя.
У тебя таких чудес - воз и два вагона,
Свежих счастий всех цветов закрома полны,
У тебя в окне живет майский птичий гомон,
У тебя в комоде есть плеск морской волны,
У тебя растут цветы и смеются дети,
У тебя так хорошо спорятся дела,
У тебя, наверно, есть всё, что есть на свете -
Ну, подумаешь, флакон синего стекла.
Самый крохотный, поверь, самый завалящий,
Может, там и вовсе чушь, талая вода.
Ты бы вовсе не полез в этот долгий ящик,
Ты б не вспомнил про него вовсе никогда.
Но сегодня ты с утра пел, готовил бигос,
Ты был весел, мир был мил, крепок был союз,
Но морщинка на щеке - та, что я влюбилась,
Превратилась в тонкий шрам, в тот, что я боюсь.
Ты поцеловал меня: приходи почаще,
Как всегда, на букве "о" губы округлив.
Я украла у тебя маленькое счастье,
И открыла за дверьми, вызывая лифт.
И такой открылся мир нежный и безумный,
И сирень, жасмин, весна, мед и пастила,
И такой прозрачный свет, что заныли зубы,
Этот крохотный секрет синего стекла.
Ты б не вспомнил про него, никогда не вспомнил,
Ты таких еще сто штук можешь сохранить.
Ты любой сосуд готов радостью наполнить,
Ты заставишь петь струной паутины нить,
Ты б не вспомнил про него средь других флаконов,
Золотится на заре фонарей слюда.
Смотрит грустно на меня профиль заоконный,
Верно, больше мне нельзя приходить сюда.
Все вокруг меня поет, будто птицы в чаще
Все внутри меня грустит не пойми о чем.
Я сжимаю в кулаке краденое счастье,
Слезы капают в него тоненьким ручьем.
©Снегом замело чужие были,
Докажи, что ты не можешь сдаться,
Перед тем, как мы с тобой любили,
Вряд ли кто-то сможет оправдаться.
Вряд ли мы с тобой не совершали
То, что нужно пережить покорно,
Вряд ли на земном печальном шаре
Мы не оказались вне закона.
Это невозможно, это глупо -
Жить так кратко и так беспокойно,
Бог смотрел на нас с тобой под лупой,
Но не смог понять, зачем такое.
Двадцать переписок, три постели,
Каждая из них - в ребро лучиной.
Господи, мы правда не хотели,
Просто как всегда - так получилось.
Пой мне песни, сочиняй слова мне,
Попадай всегда в одну воронку,
Если страшный суд - то мы за вами,
А пока мы отойдем в сторонку.
Если что, мы, в общем, не знакомы,
Я отговорю тебя от кары,
И не говори, что незаконно,
И не говори, что дно стакана
Каждую показывает лучше,
Чем она была. Куда упасть мне?
И не говори, молчи и слушай,
То, как я тону в твоих запястьях.
Харьковское лето над водою,
Не считай, что я глупей, чем знаешь.
Жесткая трава, дорога к дому,
Теплый ветер и луна резная.
Не жалей меня, мы разойдёмся,
Мы напишем письма, сверим числа,
Если нам когда еще придется
Встретиться, я вспомню день лучистый,
Сказочную ночь, горячий город,
Золотую лунную сонату,
Ты не вспоминай, так много горя
Даже ради опыта не надо,
Даже ради. Лабиринт царапин
По плечам, по совести, по нервам,
Забывай все эти лица ради
Той твоей безвыходной царевны,
Если страшный суд, то я отспорю,
То, что говорил ты над водой мне.
Мы с тобой идем по тропке с поля
И над нами лунные ладони.
Докажи, что ты не можешь сдаться,
Перед тем, как мы с тобой любили,
Вряд ли кто-то сможет оправдаться.
Вряд ли мы с тобой не совершали
То, что нужно пережить покорно,
Вряд ли на земном печальном шаре
Мы не оказались вне закона.
Это невозможно, это глупо -
Жить так кратко и так беспокойно,
Бог смотрел на нас с тобой под лупой,
Но не смог понять, зачем такое.
Двадцать переписок, три постели,
Каждая из них - в ребро лучиной.
Господи, мы правда не хотели,
Просто как всегда - так получилось.
Пой мне песни, сочиняй слова мне,
Попадай всегда в одну воронку,
Если страшный суд - то мы за вами,
А пока мы отойдем в сторонку.
Если что, мы, в общем, не знакомы,
Я отговорю тебя от кары,
И не говори, что незаконно,
И не говори, что дно стакана
Каждую показывает лучше,
Чем она была. Куда упасть мне?
И не говори, молчи и слушай,
То, как я тону в твоих запястьях.
Харьковское лето над водою,
Не считай, что я глупей, чем знаешь.
Жесткая трава, дорога к дому,
Теплый ветер и луна резная.
Не жалей меня, мы разойдёмся,
Мы напишем письма, сверим числа,
Если нам когда еще придется
Встретиться, я вспомню день лучистый,
Сказочную ночь, горячий город,
Золотую лунную сонату,
Ты не вспоминай, так много горя
Даже ради опыта не надо,
Даже ради. Лабиринт царапин
По плечам, по совести, по нервам,
Забывай все эти лица ради
Той твоей безвыходной царевны,
Если страшный суд, то я отспорю,
То, что говорил ты над водой мне.
Мы с тобой идем по тропке с поля
И над нами лунные ладони.
Посидели, выпили, выпили, разошлись,
А на улице холодно, дома – еще мерзей.
И из речи сочится мат, как из носа слизь,
Страшно не рассчитать, растерять друзей.
Нет, еще не тоска, да, но уже хандра,
Прогуляйся по улице, выслушай Les passants,
Если вышло – то шанс высок дожить до утра,
Если нет, то это не так уж важно спасать.
Минус двадцать теркой шастает по щекам,
Прочищает голову, и истощает текст.
Мы когда-то своих узнавали по почеркам,
А теперь оказалось, тогда мы нашли не тех.
Посидели, выпили, мне на метро, живи,
Мы когда-нибудь встретимся, милый, но не сейчас.
Обнимались до боли, но не от большой любви,
Грели руки в чужих ладонях и грели чай.
Я вернусь – или ты – никто не откроет дверь,
Эта очередь – хоть за лаской, но за дверьми
Две руки у каждого – если Господь дал две,
Значит, он считал, что это и есть твой мир,
Заключенный в варежках, в музыке, что в ушах,
Где французские девочки щурятся от помех,
Ангел ехал в трамвае, в стекло на тебя дышал,
Под дыханьем райские птицы летели вверх.
Под дыханьем, под дых, славословьем «не одинок»,
Под колючими звездами щуришься из-под линз
И не верь, когда в дверь с утра зазвенел звонок.
Посидели, выпили. Выпили – разошлись.
Посидели, выпили. Выпили - ну и пусть,
Дело в целом не в градусах, не о мечте вдвоем.
Ты выходишь в морозный вечер и мир твой пуст,
Словно ангел пока не думает о твоём. ©
А на улице холодно, дома – еще мерзей.
И из речи сочится мат, как из носа слизь,
Страшно не рассчитать, растерять друзей.
Нет, еще не тоска, да, но уже хандра,
Прогуляйся по улице, выслушай Les passants,
Если вышло – то шанс высок дожить до утра,
Если нет, то это не так уж важно спасать.
Минус двадцать теркой шастает по щекам,
Прочищает голову, и истощает текст.
Мы когда-то своих узнавали по почеркам,
А теперь оказалось, тогда мы нашли не тех.
Посидели, выпили, мне на метро, живи,
Мы когда-нибудь встретимся, милый, но не сейчас.
Обнимались до боли, но не от большой любви,
Грели руки в чужих ладонях и грели чай.
Я вернусь – или ты – никто не откроет дверь,
Эта очередь – хоть за лаской, но за дверьми
Две руки у каждого – если Господь дал две,
Значит, он считал, что это и есть твой мир,
Заключенный в варежках, в музыке, что в ушах,
Где французские девочки щурятся от помех,
Ангел ехал в трамвае, в стекло на тебя дышал,
Под дыханьем райские птицы летели вверх.
Под дыханьем, под дых, славословьем «не одинок»,
Под колючими звездами щуришься из-под линз
И не верь, когда в дверь с утра зазвенел звонок.
Посидели, выпили. Выпили – разошлись.
Посидели, выпили. Выпили - ну и пусть,
Дело в целом не в градусах, не о мечте вдвоем.
Ты выходишь в морозный вечер и мир твой пуст,
Словно ангел пока не думает о твоём. ©
Мы лежим во мху, над нами висит черника,
Над нею сосны, но так далеко, что не верится
Что-то более нежное попробуй-ка сочини-ка
Чтобы так, как у нас, под сладким запахом вереска.
Мы лежим во мху, над нами шумит эпоха
Крупные ягоды падают нам на щёки,
Никогда не бывало так хорошо, никогда не бывало так плохо
Вспоминать то детство, которое мы прощелкали.
Мы лежим во мху, ягоды ловим губами,
Черными от сока, запекшимися, как у старцев.
Золотое детство, которое мы проебали,
В котором мы безнадежно хотим остаться.
Мы лежим во мху, в пахучем сосновом крошеве,
Ноги искусаны, по камням пробегают ящерки.
Из-под обычных нас проступают вдруг мы - хорошие,
Мы чудесные, мы простые, но настоящие.
Мы лежим во мху. А рядом такое озеро,
Где мостки темнеют от капель, с волос стекающих,
Где красиво летом и так хорошо по осени,
Где знакома каждая досочка, каждый камешек,
Но мы лежим во мху. И сосны дрожат иголками,
Столько слов - существующих не ради правды, но ради выброса,
Почему все такое сладкое, но одновременно такое горькое
Почему мы столько теряем, пытаясь выбраться?
Мы лежим во мху, здесь приходит это великое понимание,
Что вода течет, что воздух прозрачен, что люди - толпами,
Что когда-то мы были теплыми, были маленькими,
Ловили мыльные пузыри и пушинки тополя.
Мы лежим во мху. Пузыри все досуха выдуты,
Мы не просто здесь. Мы слепые, смешные, пленные.
Сухие слезы - это Господь нам выдумал,
Чтоб мы знали,
Что не закончилось
Искупление.
http://izubr.livejournal.com/245766.html
Над нею сосны, но так далеко, что не верится
Что-то более нежное попробуй-ка сочини-ка
Чтобы так, как у нас, под сладким запахом вереска.
Мы лежим во мху, над нами шумит эпоха
Крупные ягоды падают нам на щёки,
Никогда не бывало так хорошо, никогда не бывало так плохо
Вспоминать то детство, которое мы прощелкали.
Мы лежим во мху, ягоды ловим губами,
Черными от сока, запекшимися, как у старцев.
Золотое детство, которое мы проебали,
В котором мы безнадежно хотим остаться.
Мы лежим во мху, в пахучем сосновом крошеве,
Ноги искусаны, по камням пробегают ящерки.
Из-под обычных нас проступают вдруг мы - хорошие,
Мы чудесные, мы простые, но настоящие.
Мы лежим во мху. А рядом такое озеро,
Где мостки темнеют от капель, с волос стекающих,
Где красиво летом и так хорошо по осени,
Где знакома каждая досочка, каждый камешек,
Но мы лежим во мху. И сосны дрожат иголками,
Столько слов - существующих не ради правды, но ради выброса,
Почему все такое сладкое, но одновременно такое горькое
Почему мы столько теряем, пытаясь выбраться?
Мы лежим во мху, здесь приходит это великое понимание,
Что вода течет, что воздух прозрачен, что люди - толпами,
Что когда-то мы были теплыми, были маленькими,
Ловили мыльные пузыри и пушинки тополя.
Мы лежим во мху. Пузыри все досуха выдуты,
Мы не просто здесь. Мы слепые, смешные, пленные.
Сухие слезы - это Господь нам выдумал,
Чтоб мы знали,
Что не закончилось
Искупление.
http://izubr.livejournal.com/245766.html
Что меня окружает - попробую перебрать
Непоглаженный кот, неисписанная тетрадь,
Недовымытый пол, недоделанная статья,
Нефиговый шанс отрешиться от бытия.
Что меня ожидает - считаю, осознаю:
Исписать тетрадь (и в ней дописать статью),
Покормить кота, взять несколько интервью,
Сочинить открытку (банальное ай-лав-ю),
Положить в конверт или в ящик возле двери.
Двадцать три на часах, через час и мне двадцать три.
И в двенадцать ночи торжественно вскрыть письмо:
"Вот опять наступил ноябрь - дожди и смог.
Все, что нас окружает - попробуем пережить
Ешь немного, меньше пей, соблюдай режим.
Добивай статью, мой посуду, погладь кота.
С днем рождения, милая. Пусть все будет не так."
отсюда
Непоглаженный кот, неисписанная тетрадь,
Недовымытый пол, недоделанная статья,
Нефиговый шанс отрешиться от бытия.
Что меня ожидает - считаю, осознаю:
Исписать тетрадь (и в ней дописать статью),
Покормить кота, взять несколько интервью,
Сочинить открытку (банальное ай-лав-ю),
Положить в конверт или в ящик возле двери.
Двадцать три на часах, через час и мне двадцать три.
И в двенадцать ночи торжественно вскрыть письмо:
"Вот опять наступил ноябрь - дожди и смог.
Все, что нас окружает - попробуем пережить
Ешь немного, меньше пей, соблюдай режим.
Добивай статью, мой посуду, погладь кота.
С днем рождения, милая. Пусть все будет не так."
отсюда
Ты знаешь, милый мой, я даже не скучаю,
Я каждый день сажусь за руль велосипеда
И проезжаю двадцать километров,
А если мало дел - то даже тридцать
И сорок - если солнце не палит.
Ты знаешь, милый, даже не до скуки,
Пишу дневник и делаю зарядку,
Съедаю каждый день по пол-арбуза,
Ты знаешь, ведь сейчас сезон арбузов
И даже сердце нынче не болит.
По вечерам я выхожу на море
(мне пять минут идти тут до залива),
смотрю на горизонт - как в лучших фильмах,
И сразу тянет написать картину
Гуашью или так, карандашом,
Как солнце опускается, а следом
Луна выходит, как неспешны волны,
Песок ложится шелковым халатом,
Как я здесь не скучаю, боже правый,
Как сладко, как легко, как хорошо.
Ты знаешь, милый, эти размышленья
Наводят на спокойствие такое,
Что я уже во сне тебя не вижу.
Вино с водой - любимый мой напиток,
А на закуску - в морозилке лёд.
Да, я не говорю, что это счастье,
Бывает звонче и бывает ярче,
Бывает так, что слишком горек воздух.
Но есть друзья, которые звонят мне,
Как только приземлился самолет.
И если б я могла запомнить это -
Весь этот дым пожаров (страшно, страшно),
Все эти ураганы (как вы, живы?),
Всю эту тишину (протяжный полдень),
Смолу, траву, щебенку, ясный зной.
Все это одиночество (приедешь?),
Просторное, жилое (ты приедешь?),
Наполненное (может быть, приедешь?)
Я проезжаю двадцать километров
И ничего не слышно за спиной.
© Аля Кудряшева
Я каждый день сажусь за руль велосипеда
И проезжаю двадцать километров,
А если мало дел - то даже тридцать
И сорок - если солнце не палит.
Ты знаешь, милый, даже не до скуки,
Пишу дневник и делаю зарядку,
Съедаю каждый день по пол-арбуза,
Ты знаешь, ведь сейчас сезон арбузов
И даже сердце нынче не болит.
По вечерам я выхожу на море
(мне пять минут идти тут до залива),
смотрю на горизонт - как в лучших фильмах,
И сразу тянет написать картину
Гуашью или так, карандашом,
Как солнце опускается, а следом
Луна выходит, как неспешны волны,
Песок ложится шелковым халатом,
Как я здесь не скучаю, боже правый,
Как сладко, как легко, как хорошо.
Ты знаешь, милый, эти размышленья
Наводят на спокойствие такое,
Что я уже во сне тебя не вижу.
Вино с водой - любимый мой напиток,
А на закуску - в морозилке лёд.
Да, я не говорю, что это счастье,
Бывает звонче и бывает ярче,
Бывает так, что слишком горек воздух.
Но есть друзья, которые звонят мне,
Как только приземлился самолет.
И если б я могла запомнить это -
Весь этот дым пожаров (страшно, страшно),
Все эти ураганы (как вы, живы?),
Всю эту тишину (протяжный полдень),
Смолу, траву, щебенку, ясный зной.
Все это одиночество (приедешь?),
Просторное, жилое (ты приедешь?),
Наполненное (может быть, приедешь?)
Я проезжаю двадцать километров
И ничего не слышно за спиной.
© Аля Кудряшева
Alef
x0
"...мнения, высказываемые Алефом, порою не только не совпадают с мнением Администрации ННОВа, но и с его собственным..." © :)