Faciant meliora potentes...: Дмитрий Быков

Суть его предложения сводится к тому, что теперь вступать в «Единую Россию» не обязательно – у беспартийных, но сочувствующих тоже есть шанс пройти в парламент. На практике это не означает ровно ничего – вступление в правящую партию является чистой формальностью. Что до народных активистов – не совсем понятно, по каким признакам их будут отбирать для прохождения в парламент. Громче всех агитировал? Листовки расклеивал? Голодовку объявил в поддержку единороссов? Суть предложения не в том, чтобы открыть парламент широким массам (наблюдая нынешнюю Думу, они мало верят в парламентаризм вообще). Суть в том, чтобы переименовать одиозную «Единую Россию», которую с легкой руки Навального уже и не называют иначе, как «партия жуликов». С «Единой Россией» все понятно, иное дело – народный фронт. Это, по-маркетинговому говоря, бренд. Если кто забыл, я напомню.

Народными фронтами назывались объединения левых партий в европейских странах, противостоящие фашизму. Идея была – забыть про любые противоречия и не дать фашистам оболванить большинство. В Испании и Франции это сработало, а в Германии коммунисты не сумели договориться с остальными – и после победы фашистов на выборах 1933 года идея фронта немедленно была приватизирована гитлеровцами. Появился «Германский трудовой фронт» с Робертом Леем во главе. «Фронт» – слово знаковое, напоминающее о мобилизации, о войне на уничтожение, и это не преимущество, а беда российского сознания, что для него эта мобилизационная лексика по-прежнему привлекательна. Где фронт – там не работают, а уничтожают несогласных. А главное – сама идея народного фронта ничего общего не имеет с этим сплочением вокруг правящей партии. Это не что иное, как похищение смысла, приватизация чужой идеи. Надо бы, ей-богу, вводить авторские права на некоторые вещи. А то они свой парад по случаю выборов переименуют в парад Победы.

И главное – Владимир Путин все отлично понимает. Вот Надежда Бабкина рассказывает, как ее возбуждает «Единая Россия» и как ей нужно помочь в организации фольклорного фестиваля, а Путин с места иронически спрашивает: «Сколько?» В общем, плохо, наверное, в грош не ставить свой народ, предлагая ему такие дешевые проекты. Но с другой стороны, заслужил ли он другое отношение, если на них ведется?

Не учитывает Путин, кажется, только одного. То, что он считает народом – на самом деле его ничтожная и маргинальная часть.

Премьер в Госдуме говорит –

Поскольку требует обычай, –

Как перед съездом Леонид*.

Найди, читатель, пять отличий.

Отличье первое: сейчас

Мы далеко не так богаты.

Равняемся на Гондурас,

А прежде, помнится, на Штаты.

Второе: помнится, генсек,

Почти осуществивший Кафку,

Был нездоровый человек.

Была надежда на отставку.

А этот, радостно трубя

О том, как мы непобедимы,

Прекрасно чувствует себя

И выглядит получше Димы**.

Различье третье: Лёня Б.,

Начальник лучшей части света,

Хотя бы верил сам себе,

Когда зачитывал все это.

Но видно, что Володе П.

Поверить плохо удается

И в удвоенье ВВП,

И в резкий выплеск птицеводства.

В-четвертых, Лёня был добрей,

Что так понятно лет на склоне.

У Вовы, в-пятых, нет бровей

Таких пушистых, как у Лёни.

Не то чтоб Лёня был правей,

Но как-то он милей поэту.

Боюсь, что все из-за бровей…

Но что поделать, если нету?!



*Автор имеет в виду Брежнева.

**Автор имеет в виду себя, себя!

«Я был вполне доволен другом – пока в один прекрасный день он не решил, что он не тень…»

Со мною вот что происходит:
Ко мне мой старый друг не ходит,
И даже открывает рот,
И говорит наоборот!
А я катал его на лыжах,
Учил не отдавать Курил…
Он слов тогда не то что лишних –
Он вообще не говорил!
Он под ногами не мешался,
Любил смиренное житье, –
Как тени свойственно у Шварца,
Всегда он место знал свое.
Я главный пост доверил тени
В веселом нашем шапито,
Меж нами внятных разночтений
Не находил почти никто –
Допустим, я, руля державой
Небрежной левою рукой,
Часы ношу всегда на правой,
А он не помню на какой.
Но, в общем, мы ходили цугом,
Я был вполне доволен другом –
Пока в один прекрасный день
Он не решил, что он не тень.

Еще зимой, не ради спору,
Имея «Юкос» на уме,
Я внятно высказал, что вору
Сидеть положено в тюрьме –
А он с хихиканьем подспудным
Сказал, что я давлю на суд, мол,
И зарезвились в суете
Разнообразные не те.
Потом с усмешкою рисковой
Сказал я, пальцем погрозя,
Что, мол, на Ливию крестовый
Поход устраивать нельзя –
И услыхал от друга Димы:
«Твои слова недопустимы!»
Меня публично он уел.
Ты что же, Дима?! Ты неправ!

Зачем тебе со мною ссора?
Иль ты наслушался ИНСОРа?
Иль ты забыл, освоив власть,
Кому на плечи руки класть?
Ты мне невежливо ответил,
И в общем, судя по губе,
Ты неосознанно наметил
Второе царствие себе!
Иль соблазнил тебя Гонтмахер
Своей словесною пургой?
Тебе его послать бы в рифму,
Но ты не Быков, ты другой.
Тебя прельстили эти цацки,
Тебя опутывает лесть –
Но это так не по-пацански!
Ты помни, Дима, кто ты есть!
Какой резон в таких демаршах?
Запомни, Дима, – ты из младших,
Ваш долг – доверие к отцам!
Димон! Ты что как не пацан?!

А дальше вот что происходит:
Ко мне в волнении приходят
Силовики, сырьевики
И остальные земляки,
Визжат Сванидзе и Альбацы,
А я в ответ: спокойно, братцы.
Поверить в то, что это вождь,
Не согласится даже «Дождь».
Кому-кому, а нам известно,
Хоть пять корон себе надень:
Коль наша тень меняет место,
То мы отбрасываем тень.
И пусть порой он смотрит злобно
И даже пыжится, как царь, –
Тень ляжет так, как мне удобно,
И мы подружимся, как встарь.